Супруг для богини [= Увядание розы ] - Наталия Орбенина

– Вот, вот! В тихом омуте черти водятся!

– А что Павел, он тоже ничего не знал?

Но Павел, по счастью для себя, на тот момент уже получил место на железной дороге и отбыл из дома. Теперь он редко бывал в столице, да и к отцу не очень спешил. Поэтому выпытать что-либо у брата по горячим следам не удалось.

С момента обнаружения правды Вера вошла во вкус разоблачений. Дня не проходило, чтобы она не корила мачеху и за побег, и за мыслимые и немыслимые прошлые грехи. Разом забылось все добро и самопожертвование, не было ничего достойного доброго слова. Конечно, вспомнилась и история с Пепелищевым. Извеков был мало осведомлен о тогдашнем происшествии на пруду. Он знал только, что Вера влюбилась в его приятеля, да безответно. Теперь обрисовались «истинные» очертания события. Бедная Ольга оказалась в Верином пересказе коварной искусительницей и соблазнительницей. Она уже тогда, вероятно, изменяла Извекову! Немудрено, что, убежав в Лондон, она тотчас же сошлась со своим бывшим воздыхателем!

И вот письмо! Что там? Вернется или нет? Требование развода или раскаяние? Девушка повертела плотный пакет, посмотрела на просвет. Может, нагреть на свече и аккуратно вскрыть?

– Вера! Неужели письмо? От Оли? – Отец появился в дверях неожиданно.

– Да, только принесли, я хотела отдать вам, – Вера поспешно протянула ему конверт.

Вениамин Александрович, поплотней запахнув бухарский халат, тяжело двинулся к столу и принялся поспешно распечатывать послание. Дочь тревожно смотрела ему в затылок, пока он читал. Шею, а потом и все лицо писателя постепенно залило краской. Он тяжело задышал и отбросил письмо. Вера боялась пошевелиться, зная, что может попасть под горячую руку.

– Какая низость! Какая подлость! Обвинять меня во всех смертных грехах! Я, видите ли, отравил ее жизнь! Погубил ее молодость! Это я-то! Я! Который дал ей, ничтожной, свое известное имя, одарил своим чувством, вывел в великий и прекрасный мир! Черная неблагодарность!

Извеков закрыл лицо ладонями, и казалось, что он рыдает. Вера обомлела. Вениамин Александрович стонал и мотал головой. Она не могла более сносить его терзаний и бросилась перед ним, обнимая его колени.

– Папа, не убивайтесь так! Она никогда не была достойна вашей любви!

– Нет, все кончено, все меня оставили! – Извеков казался безутешным.

– Я, я с вами навеки! Я никогда не покину вас! – Вера порывисто обняла отца.

Тот прижал ее голову к груди, потом неожиданно отпрянул и точно увидел ее впервые в жизни.

– Да, только ты осталась со мной, мое дитя! Ты мой самый верный и преданный друг! Мы не расстанемся с тобой, уж ты не покинешь меня! Ведь не покинешь, Вера? – Он заглядывал в ее заплаканные глаза.

Она мотала головой и прижималась к нему еще сильней. Так, плача и обнявшись, они просидели долго. Часы в столовой пробили семь, Извеков поднялся с протяжным вздохом и, продолжая охать, пошел в кабинет. Его дочь еще некоторое время сидела на полу, размышляя о том, как теперь они прекрасно заживут вдвоем. Наконец ее, Веру, никто не будет заслонять. Нет ни прекрасной матери, ни ненавистной мачехи. Отныне она будет везде и всюду сопровождать отца, красоваться на приемах рядом с ним. С ней будут знакомиться, о ней будут говорить, ею станут интересоваться. Как же, дочь Извекова! Теперь она и только она – хозяйка дома, повелительница прислуги. Вера поднялась с пола, выпрямила спину. Оглядела себя в зеркало. Что ж, пожалуй, настало время играть новую роль. Она Горская-Извекова! Вера горделиво улыбнулась сама себе. И в это мгновение ей показалось, что она стала наконец-то похожа на свою мать. А раз так, она, занявшая место рядом с отцом, имеет право на материны украшения и наряды.

Улыбаясь, Вера поспешила к отцу, чтобы поделиться с ним новыми мыслями, которые, без сомнения, должные его утешить. Подойдя к дверям, она постучала. Ответа не последовало. Девушка постучала сильней. Не может быть, чтобы после такого единения сердец, эмоционального порыва он не пустил ее. Из-за двери до ее слуха донеслось слабое позвякивание. Нет, милая Вера, есть еще одна соперница, которую тебе не одолеть, которую батюшка предпочитает всему!

Отправив мужу письмо, Оля успокоилась. Намерения ясны, решение принято. Осталось ждать. Ждать, когда придет письмо, а затем ответ на него. Ждать, пока Извеков согласится на развод и начнет хлопотать. То, что он согласится, она не сомневалась. Теперь, когда у нее на руках оказались бесценные бумаги, обнаруженные в кабинете писателя.

Ольга решила не терять времени попусту и хотя бы осмотреть Лондон. Но мысли, теснившиеся в ее голове, мешали наслаждаться красотами города, радоваться новым впечатлениям. С таким же успехом она могла бы ходить по улицам какого-нибудь губернского Н-ска. Магазины и лавки могли привлекать внимание, но к чему наряжаться, для кого, кто оценит и полюбуется? Вот-вот! Прав оказался Трофимов, она разучилась жить для себя, все с оглядкой на чужое мнение! Поэтому Оля просто заставила себя зайти в модный магазин и сделать покупки для своего удовольствия. Ей пришлось преодолеть ужасную робость, она так смущалась, что напрочь забыла все английские слова. Однако вышколенные приказчики смогли понять ее и без слов. Оля и испугаться не успела, как перед ней оказались разложенными новинки белья, чулок, корсеты. Вот уже натягивают на нее шуршащее платье и миленькие ботиночки. Снимают с полок коробки со шляпами, украшенные цветами, перьями, птицами, фруктами. Вечером того же дня она встретила Трофимова, и тот ахнул, до чего хороши оказались обновки. Оля просияла, хоть кто-то оценил ее мучения!

Они пошли по широкому бульвару, Извекова держала спутника под руку. Должно быть, они хорошо смотрелись вдвоем! Во всяком случае, Оле так казалось. И как бы сложилась ее жизнь, согласись она тогда, девять лет назад, на его предложение? Вот так бы шли под руку, смеялись или обсуждали домашние дела. Говорили бы о детях. Оля вздохнула, подумав о потерянной малютке. Вот еще один смертный грех Извекова, которому нет прощения!

Ольге было приятно идти рядом с Трофимовым. От него исходили спокойствие и уверенность. Его рука, на которую она опиралась, казалась сильной, надежной! Одно печалило молодую женщину. Бориса она теперь не интересовала совсем. Он опекал ее как друг, не более того. И почему время нельзя поворотить вспять! Как бы она поступила, если бы вдруг снова оказалась юной незамужней девицей, кого бы она предпочла, зная наперед весь расклад? Оля даже споткнулась, Борис заботливо поддержал ее под локоть. Извекова медленно шла по бульвару, не зная ответа. Трофимов между тем повествовал о новых способах борьбы с инфекциями.

«Нет, я совсем ему неинтересна! Но ведь он и сам, в сущности, не изменился, нечто подобное он толковал и будучи студентом, когда, по его словам, был страстно в меня влюблен! Но тогда эти разговоры только смешили или раздражали меня. Почему же теперь мне так неприятно слушать о его изысканиях? Неужто любовь к нему догнала меня только сейчас? Как это некстати! Я не хочу больше никого любить! Или наоборот – мне хочется хорошего высокого чувства и прочной искренней связи? Бог ты мой, я совсем запуталась! Бедный папа! Как мне тебя не хватает!»